"Женитьба" Гоголя: bachelor party

Název: "Женитьба" Гоголя: bachelor party
Transliterovaný název
"Ženit'ba" Gogolja: bachelor party
Zdrojový dokument: N. V. Gogol: Bytí díla v prostoru a čase : (studie o živém dědictví). Dohnal, Josef (editor); Pospíšil, Ivo (editor). V Tribunu EU vyd. 1. Brno: Masarykova univerzita, Ústav slavistiky Filozofické fakulty, 2010, pp. 103-110
Rozsah
103-110
Typ
Článek
Jazyk
rusky
Přístupová práva
otevřený přístup
Licence: Neurčená licence
Popis
В статье исследуется вопрос, как из-за смешного и легкого сюжета первой комедии Н. В. Гоголя "Женитьба" (1833) раскрывается сложный сексуальный лабиринт автора. Пьеса – не единственное его произведение, в котором описана ситуация помолвки или брака. В данном случае этот мотив подчеркивается как основной и восприниматель ожидает, что интрига развернется именно вокруг него. В действительности, однако, до женитьбы в пьесе не доходит, объявленное событие не происходит. Тем более в произведении, озаглавленном "Женитьба", исключена возможность говорить о любви. Автор заботиться о вещах, которые не пережил лично и, таким образом, текст скорее всего выполняет функцию терапевтического сеанса-высказывания, посредством которого автор освобождается от своих страхов. Комедия рассматривается в контексте русского драматургического канона ХІХ века; ищется и ответ на вопрос: что делает драматургию Гоголя репертуарной.
The present contribution examines the question of the gradual revelation of Gogol's sexual maze from a funny and a light plot of the first of his comedies Marriage (Женитьба‚ 1833). The play does not describe the situation of engagement or marriage only; in this case the motif is underlined as major and the recipient expects that the intrigue will unfold around him. But the real marriage in the play is not realised, the declared events do not take place. Moreover, in the work entitled Marriage there is no space for the talks about love. The author deals with the stuff which was not personally experienced; so the text primarily fulfils the function of the therapeutic session-speech whereby Gogol could be released from his fears. From this standpoint, the comedy can be seen in the context of the 19th-century Russian dramaturgical canon seeks the answer to the question which became a real kernel of Gogol's dramatic repertoire.