Гоголевские реминисценции в рассказе Е. Замятина "Часы" (1934)

Творчество Гоголя изначально было важным для Замятина. Упоминания Гоголя в автобиографиях писателя, его публицистике и лекциях по технике художественной прозы немногочисленны, но важны для понимания роли Гоголя в литературной биографии Замятина. В середине 1930-х гг. гоголевская традиция вновь актуализируется в творчестве Замятина, что связано с новым обращением к петербургской теме и новым ее прочтением. В рассказе "Часы" (1934) соединились две тенденции замятинского творчества 1930-х гг. – разработка новой жанровой формы рассказа, ориентированной на иностранного читателя, и решение петербургской темы в гоголевском ключе (в замятинском их понимании). Ориентация на иностранного читателя не означала в данном случае упрощения авторской поэтики. На примере рассказа "Часы" становится очевидным, что тексты Замятина 1930-х гг. принципиально "резонантны" и "авторезонантны": реминисценция (равно как и цитата, аллюзия) оказываются здесь важным конструктивным приемом.

Gogolian Reminiscences in Zamyatin's Short Story "The Watch" (1934). Gogol's work was important for Zamyatin from the beginning. References to Gogol in the writer's autobiographies, essays, and lectures on the techniques of fictional prose are not numerous but are very important for understanding Gogol's role in Zamyatin's literary biography. In the middle of the 1930s, Zamyatin again actualized the Gogolian tradition in his work. This actualization was connected with a rekindled interest in the theme of St Petersburg and Zamyatin's altered perception of that theme. In the short story "The Watch" (1934), Zamyatin connects various tendencies of the 1930s, such as the development of the new foreign reader-oriented genre of the short story and the interpretation of the theme of St Petersburg in a Gogolian way (both from Zamyatin's point of view). Foreign readerorientation, in this case, does not mean a simplification of the author's poetics. In the example of the short story "The Watch" it becomes evident that Zamyatin's texts of the 1930s are "resonant" and "self-resonant" in principle: reminiscence (as well as quotation and allusion) is an important constructive device that appears here.