Název: Поэтика Гоголя в эпистолярных рефлексиях Пенчо П. Славейкова по поводу юбилея писателя – Москва, 1909 г.
Transliterovaný název
Poètika Gogolja v èpistoljarnych refleksijach Penčo P. Slavejkova po povodu jubileja pisatelja - Moskva, 1909 g.
Zdrojový dokument: N. V. Gogol: Bytí díla v prostoru a čase : (studie o živém dědictví). Dohnal, Josef (editor); Pospíšil, Ivo (editor). V Tribunu EU vyd. 1. Brno: Masarykova univerzita, Ústav slavistiky Filozofické fakulty, 2010, pp. 227-234
Rozsah
227-234
Trvalý odkaz (handle): https://hdl.handle.net/11222.digilib/132731
Typ
Článek
Jazyk
rusky
Přístupová práva
otevřený přístup
Licence: Neurčená licence
Popis
Сто лет тому назад, по поводу открытия памятника Н. В. Гоголю, в апреле 1909 г., в Москву приезжает выдающийся болгарский модернист Пенчо П. Славейков. Он – член официальной болгарской делегации и, оказывается, среди присутствующих – он единственный поэт, вместе с В. Я. Брюсовым. В своей краткой официальной речи, которую он произносит на торжественном заседании в Московском университете, Славейков подчеркивает русского классика в качестве реалиста и сатирика, и таким образом попадает вполне в утвержденную русскую традицию толкования гоголевского творчества. Но более интересными являются не эти его слова, а разделенные наблюдения в его долгих письмах, которые он отправляет к своей спутнице в жизни, поэтессе и переводчице, Маре Белчевой. Эти письма являются не просто хроникой юбилея – они содержат весьма ценные наблюдения о художественном мире Гоголя и вносят вклад в толкование его поэтики в нерусском контексте.
One hundred years ago in connection with the unveiling of Gogol monument in April 1909 the famous Bulgarian modernist Pencho P. Slaveykov arrives at Moscow. He is a member of the official Bulgarian delegation and – together with V. Ya. Bryusov – the only poet. In his short official speech during the formal session of Moscow University Slaveykov pointed out the Russian classic as a realist and satirist in a traditional Russian interpretational key. But more interesting are not these words, but those sent in his long letters to his life companion Mara Belcheva, poetess and translator. These letters do not represent just the chronicle of the jubilee; they contain a valuable observations of Gogol's fictional world, and thus they contribute to the interpretation of Gogol's poetics in a non-Russian context.